Читать книгу - "Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков"

– Что сказал тебе Ожников?

– Открыл глаза… Наталья с Антошей Богунцом собрались ехать в Крым или еще куда-то… Я у нее запасной вариант. Антон – бабник, ненадежен. Девушка уже перезрела, ей надо спешить, искать благоустроенный аэродром для посадки на всю жизнь.

– Чьими словами говоришь?

– Своими. От Ожникова только факты.

– Эти же слова услышала от тебя Наташа сегодня?

– Только правду. Я для нее стар. Не собираюсь иметь семью. Не верю женщинам. Не могу любить.

– Ну и чушь! Говорил – верил?

– А почему нет? Разве мне чуждо человеческое? Разве урок личной жизни можно выразить лозунгами? Лично к себе полезно быть и грубым, и жестким. Очень полезно иногда подержать себя за шиворот.

– Пуганая ворона куста боится!

– Спасибо! Тебе больно и неловко за меня. Значит, ты друг. В крепкой дружбе, как и в любви, люди слепы. Хорошо, что есть еще посторонние, зрячие. Ожников звезд с неба не хватает, но если она упадет ему в ладошку – пальцы сожмет крепко.

– Не уходи в сторону! Что ответила тебе Наташа? – настаивал Донсков.

– Поставила лису на шкаф и удалилась.

– Хоть выражение лица ее запомнил?

– Стоял к ней спиной. Кормил «общипанного», – потерянно выдавил Батурин.

– Ты дурак!

– Старый дурак, Володя.

– А Ожников – подонок. Теперь я уверен! – Донсков вскочил и широкими шагами начал мерить комнату.

– Сядь! Не торопись. Ожников далеко видит. Не носит розовых очков. Умеет оценивать людей и ситуации. Не торопись с выводами, замполит!

– Какой из меня к черту замполит! Прислали приказ со строгим выговором за Руссова и поломку лопастей в лесу… – Донсков обнял за плечи товарища. – Я поговорю с Наташей, а, Коля?

– Тогда я буду звать тебя только по фамилии. А строгач влепили правильно.

– Ну и даешь! Высчитают деньги за лопасти – не возражаю! Государство не обязано расплачиваться за каждого. Но за упавший вертолет?

– Не путай. – Батурин, довольный тем, что сумел-таки отвести в сторону неприятный разговор о Наташе, улыбнулся одними губами. – Взыскание на тебя наложил не начальник управления, а его заместитель по летной службе. Чуешь разницу?

– У меня насморк.

– Разница большая. Тебя наказали как летчика за безграмотную посадку в лесу. Как летчика! В этом вина моя и Комарова. Я скажу, где следует, но выговор пусть останется для науки.

– Не улавливаю, о чем речь?

– Ты приехал к нам из Азии. Знаю: летал и над морем, и в средней полосе. А у нас – нет. И мы не научили тебя, как надо садиться на хвойный лес.

– Лес – везде лес!

– Я говорю: хвойный! Любой наш пилот не поломал бы винта там, где садился ты. Все просто. Лиственница гибкая. Сосны и ели хрупкие. Если видишь, что при посадке они заденут за винт – поломай их.

– Я не ангел, чтобы порхнуть к ним с топориком.

– Ломать нужно шасси и брюхом вертолета. Подойдя сбоку, зависни, ударь колесом по верхушке сосны, и ты отколешь ее. Мало? Опустись ниже, ударь – и еще кусок отлетит. Так и очистишь воздушное поле для винта.

– Верхушка в сторону, а колесо куда?

– Если даже и поцарапаешь брюхо, повредишь шасси, оно в сто раз дешевле несущего винта. И сохраняется главное – возможность взлететь.

– Спасибо, Коля!

– Считай, что, хоть и поздновато, я расплатился с тобой за «посадку на флаг». Помнишь наш первый взлет? Тогда я должен был тебе рассказать. Так что полного выговора у тебя нет, а только половинка. Вторая пусть висит на мне.

– Ну, если ты такой добрый, то кое-что с твоей души должен снять и я. Постараюсь! – многозначительно сказал Донсков и, отправив в рот жирный кусок рыбы, аппетитно чмокнул…

Воробушек осмелел и влетел в комнату, прошелся по подоконнику, оставив на белой эмали угольчатые следы лапок и известкового червячка.

* * *

Нарядная, благоухающая духами Наташа Луговая ворвалась в квартиру Комарова и не сразу увидела хозяйку. Та, с головой накрытая полосатым пледом, свернувшись калачиком, лежала на кровати.

– Галина Терентьевна! – всплеснула руками Наташа. – В такое время спите!

Плед зашевелился. Наташа, пританцовывая, подошла и потянула его с Лехновой:

– Ваше Величество, у Батурина сегодня день рождения, а вы почивать изволите. Сорок два ему стукнуло! Надо осчастливить подданного!

Лехнова подняла нечесаную голову:

– Нечего мне там делать.

– Как это? А я? Меня без вас не пустят, именинник еще с утра выгнал! Немедленно одеваться! Я ведь не только свое желание, но и приказ выполняю.

– Какой еще приказ?

– Замполита. Явиться нам обеим, и в лучшем виде!

Лехнова нехотя поднялась. Ноги сунула в тапочки. Запахнула на груди халат. Шаркая подошвами, подошла к окну.

– Вы больны, Галиночка Терентьевна?

Как в пустоту, смотрела Лехнова в окно. Она видела дома расплывчатыми контурами. Машины и люди казались серыми пятнами. И все, почти невидимое, уползало куда-то, не имея ни малейшего отношения к ней. И она ни к чему не имела отношения. Всему этому безразлично, стоит она здесь или нет, живет она или нет. Если она откроет окно, выбросится из него, это вызовет только маленький переполох.

– Галина Терентьевна, да что с вами? Вы на себя не похожи!

– Ты приглашаешь меня на праздник людей пугать.

Наташа с удивлением оглядывала комнату. Совсем недавно она здесь, в уютном, красиво убранном уголке, «гоняла чаи». А сейчас полуоторванная штора висела на струне вялым, потерявшим ветер парусом. Над ней сплел сеть паук. Скатерть на столике в пятнах. На полу мусор.

– Ну-у, барыня, вас пора призвать к порядку!

– Отстань, Наташка. Уходи!

– Думаете, отвязаться от меня просто? Я любого мужика заставлю выполнить свое желание. А вас уж! – Наташа схватила Лехнову за руку и потащила в туалет. – Прежде всего умойтесь!

Лехнова вяло упиралась, опустив голову. Закрыла глаза растопыренными пальцами, заплакала, как обиженный ребенок, навзрыд, всхлипывая.

– Милая! Хорошая моя! Да не надо же! – Ресницы Наташи тоже стали мокреть. – Водичка чистая. Вот мыло. Гребешок сейчас разыщу. На подоконнике я его, кажется, видела.

Наташа, оставив Лехнову около умывальника, вышла из туалета в комнату. Движения ее стали резкими и быстрыми.

Распахнув дверки платяного шкафа, сняла с деревянных плечиков самое красивое платье. В боковом отделении нашла чистое белье. В нижнем ящике – модельные туфли. Приготовила пудру, духи, губную помаду. Когда Лехнова появилась в комнате, одежда ее была разложена на кровати, протертые бархоточкой туфли сияли на табуретке, парфюмерия – на столе перед зеркалом.